Подпишись

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Экология жизни. Британский дипломат Эрл Амхерст (1773-1857) говорил, что «существует три лёгких способа разориться: самый быстрый – скачки, самый приятный – женщины, самый надёжный – сельское хозяйство». Тем не менее фермерство является достаточно привлекательной нишей, в том числе и для «сторонних» людей.

Британский дипломат Эрл Амхерст (1773-1857) говорил, что «существует три лёгких способа разориться: самый быстрый – скачки, самый приятный – женщины, самый надёжный – сельское хозяйство».
 
Тем не менее фермерство является достаточно привлекательной нишей, в том числе и для «сторонних» людей. О том, как становятся фермерами, и какие идеи новые фермеры стараются воплотить в жизнь, мы выяснили на конкретном примере – в беседе с владельцем фермы «Лесные сады», руководителем Экспертного клуба промышленности и энергетики Георгием Афанасьевым.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

– Георгий, расскажи, как ты пришёл к тому, чтобы стать фермером?

Я могу пошутить, сказав, что однажды «меня укусил фермер». Но процесс превращения в фермера произошёл не сразу: «вирус от укуса» проникал постепенно. Вот уже в течение семи лет я веду блог «Мегаполис и деревня». В нём в виде набора постов отражены все метаморфозы моего публичного, содержательного погружения в тему земледелия. Но поскольку человек я довольно осторожный и к любому делу готовящийся заранее, то изначально блог был закрытым и существовал только у меня на компьютере. В течение года я писал блогерские записки «в стол», и только потом вышел в публичную сеть.

В какой-то момент я осознал, что продолжая жить обычной жизнью, занимаясь консалтингом и предпринимательством, я подспудно начинаю принимать немного другие решения. В конце концов, это привело к тому, что я обзавёлся землёй площадью 124 гектара, и у меня появилось мычащее-кричащее хозяйство, сотрудники, техника. Зазор между достаточно философски настроенным городским жителем и фермером, который имеет оптимизм переехать на свою землю, исчез.

Предельный вызов для меня – это взять территорию в достаточно запущенном состоянии и привести её к желаемому виду. Образ того, как территория должна выглядеть по завершению над ней работы, для меня очень важен и связан с введённым мною понятием «креативная территория». Термин «креативная территория» обычно путают с термином «креативный город», определение которому дал Чарльз Лэндри. Вводя своё представление, Лэндри сделал акценты на вещах прямо противоположных тем, на которых акцентируюсь я. Когда вводилось понятие «креативный город», то делалась ставка на креативный класс, на творческие профессии, на их разнообразие, на свободный образ жизни и мысли. Я же, прорабатывая понятие «креативной территории», опирался на представление о том, что на территории возможны не только процессы ресурсоиспользования, но и ресурсопорождения, на которые мы чаще всего не обращаем внимания. Так устроена деятельность большинства: ресурсы берутся извне деятельности, продукты фиксируются, отходы выбрасываются куда-то наружу. Креативная территория – это территория, собирающая внутрь себя процессы, порождающие ресурсы, а не только их использующие и преобразующие. К слову сказать, города, которые нас окружают сегодня, и городские технологии – это машины по уничтожению ресурсов.

Я смотрю на территориальные комплексы с точки зрения того, сколько в них можно параллельно разместить процессов, порождающих ресурсы: воду, энергию, пищу, даже самого человека. Существует подтверждённое статистикой мнение, что города спроектированы таким образом, что в них падает фертильная способность человека. За пределами города она высокая, а в городах – низкая. Вывод напрашивается такой: это специально созданное пространство, в котором снижается рождаемость. Может быть, заполучить этот эффект изначально и не хотели, но он появился и зафиксировался. В моём представлении такая территория не может претендовать на статус креативной, даже если там будет креативный класс, потому что базовое воспроизводство здесь нарушено. Пример из биологии: многие животные не размножаются в клетках, некоторые не размножаются в узких клетках, рыба – в маленьких аквариумах.

– На чём ты основывался, подбирая территорию для фермы?

Мой взгляд на креативные территории – это выделение процессов, прирастающих в стоимости, развитие в себе умения размещать их на этой территории и способности перекидывать ресурсы из одного такого процесса в другой.

Большинство экономистов работают с дисконтированием и в 99% случаев это отрицательное дисконтирование. Они говорят: «Да, у нас есть некая ценность, но со временем она будет снижаться». Это не имеет никакого отношения к креативной территории. Объект, помещённый в неё, с каждым годом будет прирастать в стоимости как хорошее вино, сыр или дерево. Я столкнулся с тем, что умение видеть процессы прирастания стоимости и собирать их территориально вместе, объединяя, оказалось неосвоенным нашим поколением. Оценка эффективности деятельности сегодня построена на анализе короткого отрезка времени: если в начале пути ты потратил средства, а в конце ты получил больше, чем потратил – всё нормально, образовался положительный экономический эффект. Получается такой абсолютно вычурный экономический взгляд. Оценка будет положительная, даже если ты в этот период вычерпал всё, что в территории было, все её базовые ресурсы, которые даже невозможно возместить из твоей прибыли.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

«Лишь на возделанной почве расцветают другие искусства. Поэтому фермеры – основатели цивилизации». Даниэль Уэбстер, американский политический деятель.

При проектировании креативных территорий я двигаюсь от интересов территории. Планирование осуществляю с точки зрения нарастания её плодородия как базовой ценности этой территории. Известна исходная цена за гектар. Как только я что-то сделал на этой территории правильно – цена повысилась. Не всякое действие на территории повышает её стоимость. Некоторые строят на своей территории дом, но в итоге не могут его продать с учётом вложенной стоимости. Потому что в таком комплекте и в такой архитектуре это никому не нужно.

У каждой территории можно подсчитать её биопродуктивность. Например, на условном гектаре земли можно вырастить 10 центнеров биомассы. Мы предпринимаем определённые действия, меняем дизайн биоценоза, и территория начинает создавать 50 центнеров. Примерно так же действуем и с остальными ресурсами, например, такими как вода. Большинство территорий дефицитны по фактору воды, они берут её либо из невозобновляемых артезианских скважин, либо из водозаборов крупных рек. Определённым дизайном водной системы можно переводить дефицитные по водным ресурсам территории в профицитные.

Почти 5 лет мы искали территорию, на которой сочеталось бы несколько факторов. Для меня было очень важно, чтобы был асфальтовый подъезд – я городской житель, езжу на городском автомобиле. На протяжении 200 метров вдоль территории проходит дорога, а в глубину территория моей земли на несколько километров уходит в лес. Лес закрывает с севера, огибая большие поля. Это важный момент, потому что кромка леса всегда богаче, чем глубина леса, и это хорошо освещаемое место. Вся территория сложена из неровностей: спусков и подъёмов. За счёт этого здесь есть ручьи, вода не собирается, как, например, в низине. Это место истока.

– Какие процессы на территории уже запущены?

Мы используем представление об управляемом агробиоценозе и дополняем его приставкой «антропо-». Обязательный элемент процессов земледелия, создания креативной территории – сам человек, «человек внутри конкретной территории». Земли, которые мы преобразуем, ранее были безлюдны, их обрабатывали работники совхоза. Моё утверждение состоит в том, что программа поддержки сельскохозяйственных территорий не может быть успешна, потому что она запрещает крестьянину жить на своей земле. Да, сегодня законодательно нельзя жить на сельхозземле. А в моём представлении человек, только живя на своей земле, начинает по-настоящему о ней заботиться. Например, если по земле бегают мои дети – они становятся заложниками ситуации, и я гарантированно не использую на этой земле пестициды. Просто потому, что они могут навредить детям, моей собаке, мне самому. Нужно обязательно жить в центре своей территории, ходить по ней, создавая «круги внимания», потому что если ты что-то не видишь лично, то это не подвержено твоему управлению и коррекции.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Ранее это были территории, используемые монокультурно. Мы восстанавливаем выпасное земледелие на территории, многие годы используемой только под зерновые культуры. Плодородие территории напрямую зависит от того, ходят ли по ней животные. То, что мы унаследовали – чернозёмы, серозёмы – было создано кочующими по степям животными, которые, поедая траву, оставляли улучшенные следы этой травы. Животные – это «машины» по созданию гумуса. Рассматривая варианты, мы отказались от стойлового скотоводства в пользу выпасного. Мы рассчитали, сколько животных могут кормиться на нашей земле и, соответственно, улучшать её. Например, одна корова – на 1,5 гектара; хотя на площади, требуемой одной корове, могут пастись 6 овец. В Египте, в Секеме, есть экопоселение, организованное по штайнеровским принципам. Они держат коров для того, чтобы они вырабатывали навоз. Они практически не пьют молоко, а навоз у них идёт для расширения площади самого Секема. Покупая примыкающие участки пустыни, первое, что они делают – закладывают его навозом. Дальше сажают травы, потом – кустарник, затем – крупные деревья, и в тени деревьев потом растет всё. Но всё начинается с коровы, потому что она оказалась той самой машиной, которая перерабатывает целлюлозу в удобрение. Так ни одна машина, созданная руками человека, сделать не может.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Здоровье – это ключевая функция территории. Если ты движешься правильно, по правильно организованной траектории – ты накапливаешь здоровье как один из видов ресурсов.

Проектируем нужные территории союзы организмов. Мы опираемся на представление о союзах живых организмов, сообществах, взаимоподдерживающих механизмах, аллелопатии. Союзы растений помогают друг другу, поэтому нужно создавать их на территории. Не нужно выращивать что-то одно.

Вместо «нормальных» полей, которые мы помним – плоских до горизонта, безо всякого разделения, мы сейчас формируем то, что описывается как агролесоводство. Агролесоводство – это объединение сельскохозяйственных и лесоводческих технологий. Вдоль полей мы сажаем энергетическую вербу (полосами шириной в 4 метра), которая выполняет десятки биоценозных функций. У нас очень сильные ветра в направлении запад-восток, эти полосы защищают от ветра и делают возможным земледелие на этой территории: не будь заграждений, растения бы высыхали. В этой посадке гнездятся птицы: певчие, перелётные. Птицы поедают насекомых, и нам не нужно использовать пестициды. Скошенная верба даёт огромное количество возобновляемого биоматериала. Европейцы раз в 7 лет её скашивают, заменяют плантацию, а вообще она до 21 года может возобновляться сама. Самые лучшие гибриды по энерговербе у них дают 115 тонн на гектар сырой массы, 35 тонн сухой массы. На таком фантастическом объёме котёл на щепе может год работать, отапливая несколько зданий. Такой пример я видел в Австрии. Три независимых здания, далеко расположенных друг от друга, питаются от одного котла, работающего на щепе, возобновляемом ресурсе, никакого газа у них нет. Мы под такое дело тоже выделили часть территории. Территория может и должна энергоресурсы производить. Европейцы сейчас на энергопосадки выделяют 5% территории, хотят довести норму до 7%. Они просчитали, что этого достаточно для обеспечения энергонужд хозяйства.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Как правило, заготавливается энергетическая верба методом скашивания и измельчения. Обычно работают две машины в паре. Одна срезает и мельчит ветки, а вторая подставляет кузов для сбора щепы. Урожай собирают раз в несколько лет, давая растению отрастать до 4-6 метров. На фото: сбор энерговербы в США.

– Насколько глубоко прорабатываешь экологическую цепочку от очень крупных организмов до очень мелких?

Посадить растение недостаточно, нужно ещё, чтобы были симбиотические микроорганизмы, которые войдут в корень, создадут уплотнение и будут заниматься фиксацией азота воздуха. Вместо десятков тонн удобрения на всю площадь можно использовать специальные бактериальные удобрения. Ими обрабатываются семена. У нас в основном используются прикорневые удобрения, а например, в Индии есть свободноживущие азотофиксирующие удобрения, которые могут несколько лет существовать в почве вне связи с растением, выполняя азотофиксацию.

Мне интересна нижняя граница исследования самого феномена жизни. Всем нам известен процесс фотосинтеза, при котором жизнь создаётся зелёным листом. А вот про эффект хемосинтеза, который был открыт русским учёным-микробиологом Виноградским, говорят мало, а многие о нём и вообще забывают. Это явление – зеркальное отображение того, что делается при фотосинтезе в зелёном листе. Это использование сложных химических связей микроорганизмами, когда при расщеплении химических связей берётся энергия без всякого солнечного света и создаётся белок – фактически тело самого микроорганизма. Это одна из альтернативных версий образования углеводородов. Да, какие-то сульфатные связи разрушаются, и этой энергии достаточно, чтобы нарабатывалась жизнь безо всякого света. Отсюда, кстати, очень много выводов. Например, такой тип жизни может создавать удобрения прямо в почве, за счёт расщепления подслойных пород. То есть если ты не убил разным способом эти микроорганизмы или смог их привнести, то значительное количество удобрений, нужных микроэлементов, могут создаваться прямо в почве за счёт выщепления. Есть целые исследования, показывающие, как растения помогают это делать. Растения по своему поведению проактивны. Известно, что растения отправляют к корням и выбрасывают в прикорневое пространство углеводы, нарабатываемые в фотосинтезе, на углеводах размножается определённый тип микроорганизмов, нужный растениям. То есть прежде чем что-то втянуть, растение сначала отдаёт. У растений в прикорневом слое всегда есть большое количество симбионтов, и это то, как выглядит плодородие. Когда говорят о приросте биомассы, считают только часть, полученную в результате фотосинтеза, а о хемосинтезе забывают.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Одним из самых известных симбиозов, который можно с успехом использовать в фермерском хозяйстве, является симбиотическая ассоциация мицелия грибов с корнями высших растений, или просто «микориза». Гриб получает от дерева углеводы, аминокислоты и фитогормоны, а сам делает доступными для поглощения и всасывания растением воду и минеральные вещества, прежде всего соединения фосфора. Кроме того, гриб обеспечивает дерево большей поверхностью всасывания, что особенно важно, когда оно растёт на бедной почве. Явление микоризы было впервые описано в 1879-1881 годах русским ботаником Францем Каменским.

– Расскажи о проекте, который ты запустил на ферме.

Мы взялись за ферму поневоле. Отправной точкой проекта стало желание выращивать полный набор продуктов для своей семьи. Мы установили для себя правило, что производим 50 видов базовых продуктов. При таком объёме возникают потребители на все отходы: на растительные остатки, которые можно скармливать животным, на навоз, который идёт как прекрасное удобрение, – возникает полное замыкание цепочки. Приведу пример, который всё прояснит. У нас в семье количество людей соответствует количеству курочек, которые отведены на ферме для нашей семьи. Курица несёт одно яйцо в день – человек съедает примерно одно яйцо в день. Человек производит 120 грамм кухонных пищевых отходов в день (шкурки, обрезки) – курица их съедает. Это идеально созданные друг для друга существа. Сколько миллиардов людей в мире, такое же число кур поддерживается постоянно.

Чтобы обрабатывать землю, содержать животных, пчёл, нам нужны были дополнительные потребители нашей продукции. Так возникла идея разделить расходы с другими горожанами. И мы придумали такую сделку: мы выращиваем качественные продукты для своей семьи, но мы выращиваем их в расчёте, что ещё 1000 человек будет их получать. Такой подход позволит получить всё это нашей семье. Потом встал вопрос: как оформить отношения с горожанами? Экономические отношения вокруг продуктов питания, сложившиеся через оптовые и розничные сети, здесь помочь не могли. Поэтому мы вышли на прямые отношения – контрактное производство, а именно – предзаказ с оплатой. Юридически схема следующая: я как сервис-центр обслуживаю заказ горожанина по производству для него еды, на его деньги, на своей территории, используя свои ресурсы. Первый вывод из этой схемы: я не имею право производить то, чего у меня не заказали. Обычно производят то, что может лучше здесь вырасти, что даст максимальный объём, а этого быть не должно. Второй вывод из этой схемы: мне незачем производить много. Мы установили планку – 1000 человек – именно столько людей по нашим расчётам могут прокормиться с этой земли без нарушения принципов её использования.

Продукты мы сформировали в корзины, которые доставляются еженедельно. Недельная корзина выглядит примерно так: 10 килограмм продуктов, среди которых есть мясо, яйца, молочные продукты, сбалансированный набор овощей, фруктов, зелени. Вид мяса чередуется: птица, перепёлка, баранина, говядина. Мясо у нас есть круглогодично – с этим сегодня никакой проблемы нет. Что касается овощей, то многие из них хранятся длительное время, причем хранятся без всяких наворотов, по старым технологиям – в буртах. В земле вырывается длинная траншея глубиной 1-1,5 метра для защиты от мороза; в неё аккуратно, не побив, складываются овощи. Сверху всё это закрывается. Поэтому зимой и весной у нас есть свежие овощи. Существуют, конечно, и новые технологии – специальные хранилища с кондиционируемым воздухом или даже с газоизменённым составом, где больше азота и углекислого газа.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

Всё это собирается в общую концепцию – food forest. Мне очень симпатична идея организации сообществ на территориях типа лесных – они продуктивные, но без сильного вмешательства человека. Это сообщество исходно искусственное, но потом оестествлённое до такого состояния, при котором оно длительное время способно жить самостоятельно: заложенные в него принципы чередования, взаимопомощи работают без участия человека. И название нашей фермы – «Лесные сады» – как раз отражает идею food forest.

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

– С точки зрения бизнеса насколько это прибыльно?

Наш проект легко считается. Стоимость годовой подписки 59 тысяч рублей, у нас тысяча заказчиков – это оборот 59 миллионов. С точки зрения старой экономической оценки в первые два года это дело убыточно, то есть многое финансируется из своего кармана. Мы фактически платим не маркетинговому агентству, а платим сразу потребителю за его доверие к нашему проекту. Горожане, вступившие в кооператив «Лесные сады», получают дешевле еду такого качества, которую вообще нельзя купить в магазинах. Как бы покупаем их лояльность, передавая ценный продукт дешевле, чем он стоит.

В развитом виде, когда инфраструктура у фермы сформирована полностью, должна быть возможность 30% бюджета отправить на развитие: на сбор лучших генов на своей территории. Если говорить о роли человека в природе, то она, на мой взгляд, довольно простая. Человек немногое может сделать. Но человек может собирать лучшие гены животных, насекомых, микроорганизмов, деревьев, трав. От земледельца зависит – будет находиться на этой территории что-то посредственное или лучшее в своем генетическом представлении. Это как разница между кислым яблоком и антоновкой. Занимать дерево может одно и то же место, но будет давать разные ресурсы.

– Деятельность, которую ты ведёшь, она масштабируема, тиражируема?

То, как сейчас она придумана – не масштабируема, но тиражируема. Если количество подписчиков превысит допустимую нами норму, то потребуется другая такая же территория. А я могу выступать в роли держателя технологии, консалтера – в передаче, в трансфере этой технологии, в обучении.

Я поясню на простом примере: человек съедает килограмм еды в день, и это не масштабируется. Можно заставить его съесть полтора, два, но это ненадолго. В этом смысле бизнес продуктов питания обречён перераспределяться. Сегодня идёт перераспределение со сдвижкой потребителя от индустриально произведённых питательных масс к органически созданной еде.

– В чём, по-твоему, будущее рынка продуктов питания?

Моё предчувствие – что светлое будущее состоит в максимально близком производстве еды к месту постоянного проживания человека. Производство еды в городе – это городское фермерство. Городское фермерство в новых, зелёных городах, в которых не встаёт вопрос о том, что нельзя съесть выращенную у дороги или во дворе ягоду. Это как бы анти-тенденция тому, что я сейчас делаю. Но я хочу построить систему так, чтобы мы и этот будущий цикл индустрии продуктов питания могли поддерживать, потому что нужна передача знаний, передача элитного материала, передача комплекса технологий.опубликовано econet.ru

Георгий Афанасьев: Меня укусил фермер

P.S. И помните, всего лишь изменяя свое потребление - мы вместе изменяем мир! © econet

 

Источник: https://econet.ru/

Понравилась статья? Напишите свое мнение в комментариях.
Комментарии (Всего: 1)
    • 0 / 0

      Ныне в России продовольственная безопасность, похоже, выходит на первый план. Рост зависимости от внешних поставщиков продовольствия, по многим параметрам граничащий с потерей суверенитета превращается в серьёзную проблему.

      Советские колхозы (ныне это товарищества, артели и т. д.) дорабатывают последние крохи своего ресурса: технического, организационного, человеческого. О политической фигуре по имени фермер даже говорить не хочется. Страну они не накормили — это факт. «…На западный манер хлеб русский не родится». Ну не читали Пушкина в ельцинском окружении, и сам он не читал! А фермерами у нас по недоразумению называют нормальных крестьян-единоличников.

      Агрофирмы эффективны при крупном производстве зерна, а также вблизи крупных городов, промышленных центров. Но погоды они не сделают. В русской глубинке капитализма не будет. Для осуществления бреда под названием «русский сельский капитализм» нужно как минимум изменить генетический код народа, изменить природу, климат и сделать ещё неизвестно что… Если за четыре пятилетки сверхмобильный и сверхэнергичный бизнес в такой абсолютно востребованной и быстро окупаемой сфере, как производство продуктов питания ничего, по сути, не сделал, то теперь сделает ли когда-нибудь?

      Так кто же накормит Россию?

      Да тот же, кто и всегда кормил. Русская деревня.

      Да, я имею в виду традиционную русскую деревню, разумеется, с поправками на новые технологии, как когда-то были поправки на керосиновые лампы и трактора. Нам говорят, что русская деревня умерла окончательно и навсегда, и возродиться она не сможет — таков сегодняшний приговор. И всё же речь именно о ней, преданной, пропитой, многократно уничтоженной на бумаге деревне, но всё ещё живой.

      Россия — это пространство. Веками деревня скрепляла русское пространство. Есть искушение считать, что эту роль смогут выполнять стальные жгуты нефтепроводов и газопроводов. И какова будет безопасность страны, да и самих магистралей, когда вдоль них будут жить миллионы китайцев? Веками отработанный способ организации русского пространства — это когда из одной деревни видно другую. Впрочем, наметилась альтернатива: от бензоколонки до бензоколонки, от шашлычной до шашлычной — структура, идеальная для пришествия «новых кочевников»… Сейчас на Средне-Русской равнине можно проехать и 20 и 40 километров по старым грунтовым дорогам мест, ранее густонаселённых, не встретив ни жилья, ни человека. Разрыв пространства — опаснейшая вещь! Пространство под контролем, когда на каждом десятке квадратных километров живёт, работает, действует русский человек.

      Есть у нас специалисты, которые утверждают, что без притока мигрантов России никак не обойтись. А есть серьёзные демографы, скрупулёзно доказывающие, что деревня, и только деревня, способна увеличить население страны до необходимого уровня. Город эгоистичен, многодетных семей в нём не будет. Большие сёла — непонятные образования с населением в две тысячи человек и тотальной безработицей. Там — городские замашки, оседают маргиналы. Для положительной демографии остаются малые сёла и деревни.

      Неоспоримый факт: государства, где поддерживают традиционные формы быта, проблем с демографией не имеют. Арифметический прирост населения — ещё не панацея от наших бед. Кто нужен России: молодёжь, воспитанная в народных традициях, с детства приученная к труду, или распространители наркотиков?

      В Генштабе СССР был очень высокий интеллектуальный уровень. Там знали всё, даже глубину колодцев в Аравийской пустыне и особенности голоса каждого американского лётчика. О других самых сильных стратегических проектах Генштаба простые смертные вряд ли когда-нибудь узнают. Но руководители его, похоже, не ведали о том, где проходит наш самый последний рубеж обороны, иначе воспротивились бы насильственному уничтожению деревни.

      Опыт последних войн показал, что пока есть, что защищать, найдутся и люди и средства. И потому в информационной, психологической войне меньше всех пострадала сельская глубинка. Значит, зацепились-таки за последний рубеж обороны!

      Забывая традиционную русскую деревню, мы теряем точку «отсчёта», теряем смысл русского бытия. Есть ёмкое русское понятие — ВОЛЯ (не путать с хвалёной американской свободой). Деревня — это ВОЛЯ. За ВОЛЮ русский человек отдаст всё. И отдавал. Так расширялось русское пространство. Деревня, деревенская община — великолепное изобретение наших предков. И не случайно этот способ существования переняли многие этносы Центральной России и Сибири.

      Русская деревня рвётся в третье тысячелетие. Пришло время тонкой, умной техники. Вооружённый такой техникой, русский крестьянин обеспечит страну качественным продовольствием, но только если у него есть подмога — деревенская община, артель, малый колхоз (коллектив хозяев). И гектаров мужику надо совсем немного, но чтобы гектары эти начинались от крыльца, от бани, чтобы они сочетались с общинными гектарами.

      Надо понять, кто он, земледелец 21-го века? Батрак на фабрике пищевых суррогатов или творец, вольно живущий в окружении чистой природы, обеспечивающий свою семью и соотечественников натуральными продуктами питания?

      Деревня много что знает. Например, то, что глобальный кризис желательно встретить, имея самодостаточное сельское хозяйство, в основе которого автономные, компактные хозяйства с замкнутым циклом сельхозпроизводства.

      Отчего продвинутые аналитики не хотят признать народную версию гибели СССР. Версия простая — СССР оказался колоссом на одной ноге — индустриальной. Совершенно драконовские меры против Православной церкви и насильственное сселение деревень (в недолгое правление Андропова оно приобрело характер военной операции) стали предвестниками скорой гибели СССР.

      Почему сталинские колхозы, несмотря на тяжелейшие потери в войне, несмотря на порой непосильные поборы, слишком ретивых плановиков, шли вперёд, наращивая производство? А хрущёвско-брежневские укрупнённые колхозы и совхозы при избытке техники, удобрений, полной электрификации, специалистами с высшим образованием и помощью шефов так и не смогли выполнить продовольственную программу? Ответ простой — разрушили деревню.

      В списки дефицита попадали всё новые продукты питания, ранее производимые в изобилии. А та часть общества, которая непременно хотела кушать всё вкуснее и больше, увеличивалась. Эти два встречных движения — ситуация, которую противник не мог не использовать. А ведь противник давно готовил эту ситуацию. Из биологии известно: чтобы уменьшить, или уничтожить, ту или иную популяцию животных, нужно подсечь их традиционную кормовую базу.

      Что ни говори, эти ребята знают основные закономерности. А философы из ЦК КПСС в это время решали, как половчее крестьянина превратить в пролетария…

      Можно занести эту версию в разряд экзотических, но куда денешь нынешнюю растущую продовольственную зависимость России? А что впереди? Иные уповают на инвестиции, мол, стоит только вбросить энное количество миллиардов и тогда… Опаснейшее заблуждение! Бизнес-потуги в сельском хозяйстве России обречены на провал или на слабый рост, равносильный провалу.

      Нужен резкий социально-нравственный прорыв, подобный коллективизации. Народ, измучен «реформами», непрерывными выборами, ростом цен на хлеб насущный. Только сильнодействующее лекарство — обращение к душе народной, то есть к деревне, — может поправить положение.

      Известно: самая короткая дорога — знакомая дорога. Мы же, уже полвека норовим идти по болоту. Нас манят болотные огни, и кажется, что уже за следующей кочкой увидим золотые россыпи. А россыпей всё нет.

      Движимся: финт влево, финт вправо. Нас бьют то тысячеголовыми комплексами, то ручным плоскорезом. Лишь бы не было оптимального хозяйствования на земле, соответствующего нашим природным условиям и традициям.

      Известно, сколь великие суммы «валит» Запад на поддержку своих фермеров. И у них «хватает мозгов» не разрушать традицию. Хочется думать, что и мы на самом деле что-то выстраиваем. Возрождение деревни может стать «мобилизационным» рывком, движением миллионов при одном условии: кто-то должен сдвинуть эту махину. На перспективу всемирного голода следует ответить запуском веками отработанного механизма обеспечения России продовольствием.

      Восстановление деревни может начать власть, если она окажется достойной этого. Подспудно процесс идёт, но народ бьётся на этом фронте в одиночку, без организационной поддержки, без информации.

      Ответить

    Добавить комментарий

    Проще зажечь свечу, чем проклинать на чем свет стоит темноту. Конфуций
    Что-то интересное